Марк и Эзра 2.0 [litres] - Рагим Джафаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Против, – в очередной раз односложно ответил хозяин лавки.
– Ладно, не буду портить вам вечеринку. У меня для тебя письмо, Эзра. – Посетитель достал из внутреннего кармана большой конверт и протянул его пацану.
Тот не тронулся с места. Посмотрел на Марка. Марк же пристально смотрел на гостя.
Генри сделал шаг, чтобы забрать письмо, но мужчина отдернул руку.
– Нет, тут написано: лично в руки.
Эзра снова посмотрел на Марка. Тот коротко кивнул. Мальчик сделал три медленных неуверенных шага и забрал конверт.
– Был в ваших краях, решил лично обрадовать. Тем более что и повод заглянуть был, так сказать, на огонек, – улыбнулся мужчина.
– Это из Оксфорда, – глядя на конверт, сказал Эзра.
– Именно! До встречи в учебном году! – Посетитель повернулся, чтобы уйти.
– Что это значит? – спросил Генри.
– О, я буду вести у Эзры философию. Жду не дождусь, невероятно талантливый молодой человек.
Мужчина вышел. Наступила тишина.
– Плохие новости не могут быть бесконечными, – неуверенно протянул Генри.
Глава 12
– Почему именно газеты? – спросил Эзра. – Почему не учебник истории, например?
Марк отвлекся от чтения и посмотрел на пацана, потом на газету в своих руках.
– Прекрасный источник информации, – ответил Марк.
– Брось, это же необъективная чушь.
– Именно это и важно.
– Почему?
– Ну вот, например, статья о том, что США собираются бойкотировать Олимпиаду в СССР. Меня интересует не сам факт, а то, как его преподносят.
– И зачем тебе эта пропаганда?
– В ней отражение пропагандиста.
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над входом. Марк и Эзра посмотрели на надпись. Краков.
В лавку вошел ужасный старик в потертом на локтях пиджаке. Он помогал себе при ходьбе тростью и едва заметно подволакивал ногу. Эзра не мог оторвать взгляда от его изуродованного лица. Оно будто было собрано из неровно сшитых кусков. Кривое, уродливое и страшное. Губ не было вообще, отчего рот становился похож на безобразную неровную щель с торчащими оттуда зубами.
– Пан Кауфман. – Старик попытался улыбнуться, отчего ужасная щель, заменявшая ему рот, стала еще страшнее.
Марк удивленно поднял брови и всмотрелся в лицо посетителя. Тот приложил трясущуюся руку к груди.
– Я Виктор. Помните меня?
Эзра поймал себя на том, что морщится. У него зачесалось лицо, причем не что-то конкретное, например нос или щека, а будто бы все сразу.
– Новак? – предположил Марк.
– Да! – обрадовался старик. – Новак! Как поживаете, пан Кауфман?
– Никак, – равнодушно ответил Марк.
Старик почему-то хихикнул.
– Я знал, что однажды вы вернетесь! Знал! Я каждый день приходил к вашей лавке и был уверен, что рано или поздно толкну дверь и она откроется, – радовался ужасный старик, воздев палец.
– Эзра, принеси стул, – попросил Марк, косясь на мальчика. Потом спросил у Виктора: – Я не сегодня вернулся, где же ты был все это время?
– Года четыре назад я сдался, – признался старик. Он благодарно кивнул Эзре, который принес ему стул.
Парень вздрогнул, встретившись глазами с Виктором. Он только сейчас понял, что один глаз у него стеклянный.
– И как тогда ты сюда попал?
– Случайность. Один человек сказал мне о том, что вы открылись, – ответил Новак, аккуратно сев на стул и вытянув вперед правую ногу. Руки его покоились на стоящей трости. Покоились – неудачное слово, подумалось Эзре, скорее наоборот – беспокоились. Они тряслись, будто у запойного пьяницы с похмелья.
– Я даже догадываюсь, как он выглядел, – вздохнул Марк. – Зачем же ты пришел, Виктор?
– Мне нужна рама, – прямо сказал старик.
Марк подумал немного, потом вдруг спросил:
– Ты все еще рисуешь?
– Нет, конечно. – Он поднял трясущиеся руки. – Контузия.
– Значит, ты хочешь оживить старое полотно. – Марк достал из-под прилавка шкатулку и расшитый бисером кисет.
– Да.
Марк стал набивать трубку. Виктор терпеливо молчал. Эзра неловко мялся, не зная, куда себя деть.
– Паршиво выглядишь, – закурив, сказал Марк.
– Война, – пожал плечами Виктор.
– Война – это тоже паршиво.
– А вы были на войне, пан Кауфман? – с вызовом спросил Новак.
– Был, – спокойно ответил Марк. – Эзра, принеси старую раму.
Помощник удалился вглубь лавки. Настала тишина. Обычно такая пауза в разговоре вызывает неловкость. Но не сейчас. Старики сидели напротив и, ничуть не стесняясь, рассматривали друг друга.
– Вы прекрасно сохранились, пан Кауфман, – сказал наконец Виктор.
– Да. Но если тебе интересно, то чувствую я себя совсем не так здорово.
– Ну уж не хуже меня, – усмехнулся Новак.
Из-за стеллажей появился Эзра. Он тащил огромную старинную раму для картины.
– Я думал, что она меньше, – задумчиво сказал Виктор.
– Дотащишь? – спросил Марк.
– Нет. Наверное, придется прислать за ней посыльного. Вы ведь не собираетесь снова закрыться?
– В ближайшее время не планировал, – хмыкнул Марк.
Виктор с трудом встал. Снова посмотрел на раму, протянул руку, чтобы коснуться ее, но передумал.
– Я отправлю соседского мальчишку. Сколько она стоит?
– Сто пятьдесят, – ответил Марк, внимательно глядя на Виктора. – А какую картину ты хочешь оживить?
– Она называется «Девушка на качелях», – неопределенно ответил Новак.
– Да хоть мужчина на осле, – пожал плечами Кауфман. – Название мне ни о чем не говорит. Что на ней изображено?
– Девушка, в которую я был влюблен.
– Был? – уточнил Марк.
– Влюблен, – поправился Виктор.
– Ясно.
– До свидания, пан Кауфман.
– В твоем возрасте логичнее говорить «прощайте», – заметил Марк. – Можно и не дожить до следующей встречи.
– Вы всегда умели подбодрить.
Виктор положил на прилавок деньги и ушел. Марк долго смотрел ему вслед.
– Что значит оживить картину? – спросил Эзра.
– То и значит.
– Я имею в виду, как это выглядит? Например, он оживит картину с девушкой, и она выйдет из рамы? Станет настоящей?
– Наоборот. – Марк принялся вытряхивать трубку. – Это работает в другую сторону, ты можешь войти в картину.
– И что там? – округлил глаза Эзра.
– Не знаю, никто не вернулся, чтобы рассказать. Но логично предположить, что там то, что нарисовано.
– То есть Виктор встретится со своей возлюбленной?
Марк вычистил трубку, убрал ее в шкатулку. Потер шею:
– Не думаю.
– Почему? – удивился Эзра.
– У тебя есть мечта? – ответил Марк вопросом на вопрос.
– Да, – подумав, ответил Эзра.
– Представь ее хорошенько. В деталях. Представил?
– Да.
– А теперь представь, какой ты в этой мечте. Как ты выглядишь?
– Ну… – начиная догадываться, протянул Эзра.
– А теперь представь себя в этой мечте таким же склеенным по частям, как Виктор. Что-то уже не так привлекательно, да?
– Я почему-то никогда не думал о том, какой я в моих мечтах. Никогда не допускал, что к тому моменту я могу быть старым и больным. Я как бы по умолчанию такой, как сейчас, – задумчиво сказал Эзра.
– Он тоже. Причем в его случае все еще хуже. Там, в картине, – девушка, которую он нарисовал еще до контузии. То есть, наверное, еще до 1939 года. Молодая, красивая, нежная, она оборачивается и видит это чудом выжившее военное недоразумение. Это как сказать серферу, что за этой дверью рай, где идеальные волны, но пускают туда только безногих.
– Думаете, он не решится?
– Виктор – нет. Особенно учитывая, каким красивым он был когда-то. Если вернуться к аналогии с серфингом, то он был королем прибоя. Думаю, ему его уродство кажется совсем невыносимым.
– Так! – вдруг вскинулся Эзра. – Он думает, что он урод!
– И у него есть на это некоторые основания, – хмыкнул Марк. – А что?
Эзра не ответил. Он выскочил из
